![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Смерть за смерть. Кара грозных богов - Романы о времени Олеговом.
Отрывок из новой книги, "Смерть за смерть. Кара грозных богов". О Благодати =)
Розмич клевал носом, обессиленный после ночи. В беспокойных, коротких снах он снова и снова рубил бьярмов, входил в воду Онеги, чтобы оттолкнуть лодки, в коих покоились соратники. О чём-то спорил с одноглазым. Ещё ему снился крик Затеи, но во сне звучал иначе – не испуганно, а ласково. Будто не спасти просила, а обнять.
Только Ловчан угомониться не мог, приставал к кульдею.
– Ултен, вот ты ж нормальный мужик! – И перечислил, загибая пальцы: – Драться умеешь, браниться тоже, да и выпить не дурак. Может, и с бабами того…? Так чего же ты в священники подался-то?
– Господь позвал, – ответил кульдей поёжившись. Перечисленное Ловчаном, он к достоинствам не относил, вспоминая – робел.
– Как это, «позвал»?
– Ну… – Лицо священника стало задумчивым, взгляд потеплел. – Я в ту пору ещё мальчишкой был. Лоботрясом, как это у вас говорят. Шалил так, что и дня без порки не обходился. А однажды в храм зашёл и такую благодать ощутил…
– Благодать и всё? – удивился Ловчан.
Ултен удивился не меньше:
– А разве этого мало?
– Да ладно, ладно! Знаем! У нас одна баба как-то за хворостом пошла, да живот у ней прихватило. И тут, как назло, волки. Баба от волков драпает, а живот ейный успокаиваться не желает, наоборот – чуть не рвётся. И поди знай от чего раньше помрёт – от зубов или разрыва кишок…
– Это-то тут причём? – нахмурился священник.
– Притом! Баба не выдержала, плюнула на волков, да под ёлкой села. Опросталась. А после всему городу рассказывала: мол, такая благодать в тот миг на неё нашла, словами не описать. Ещё к волхвам приставала, уверяла, дескать, боги её в служительницы избрали, ведь абы кому такой благодати не посылают.
Кульдей оскорблено отшатнулся, перекрестился. И если раньше всё-таки сомневался в словенской дикости, то теперь сомнений не осталось.
– Да как можно! Что ты мелешь, Ловчан!
– Это я про благодать рассказываю. Разная она бывает, понимаешь? И, как мне кажется, не всегда божественная. И отличить не всякий может! Вот баба эта до сих пор…
– Да дура она! – взвился Ултен.
– Волхв наш так же говорит, а она не верит. Всё про божью милость сказывает. Даже ж цельной жрицей быть пытается.
Кульдей едва удержался, чтоб не плюнуть.
– Ты верующих с юродивыми не сравнивай!
– Так она ж тоже верующая! Только в другое, в своё, верит! И как, скажи на милость, её благодать от твоей отличается? Или ты тоже того… опростался?
– Тьфу на тебя! – воскликнул Ултен. – Бесово отродье!
Вот как объяснить дикарю проще, на пальцах? Хуже всего то, что Ловчан не издевается, всерьёз спрашивает. Действительно, не понимает.
– Есть у человека тело, – чуть успокоившись, начал кульдей, – плоть от плоти, как говорится. А есть душа – суть бестелесная. Тело, думаю, – хотя бы та его часть, что ниже пояса, – нам от Дьявола досталось, и потому оно в земле остаётся, воспарить не может, а душа – она он Господа, и к нему стремится. И главная задача Дьявола ещё и душу себе прибрать! – говорил он вдохновенно.
– Дьявол, это кто-сь такой будет? – осведомился дружинник.
– Это главный противник Божий. Чего бы Господь ни сотворил, всё этот его вечный враг испакостит, – пояснил Ултен. – И всё удовольствие, кое плоть испытывает – от Дьявола, а коли душа радуется – то от Бога. Вот у бабы той, которая под кустом…, что радовалось? Тело али душа?
– Рассказывает, дескать, и то, и другое, – отозвался Ловчан серьёзно.
Ултен заскрежетал зубами. Разумных объяснений у него не осталось.
– Сперва тело порадовалось, – вывернулся священник. – Так?
Дружинник кивнул и, кажется, начал понимать.
– А уж после тела – душа. Значит, от Дьявола. Значит, не божья благодать, а так…
– Ну… а когда в баню сходишь? Там ведь тоже: сперва тело радуется, после – душа. И что, всё от твоего Дьявола?
Много лет прожил Ултен в Славии, но богословскими спорами не увлекался. Не с кем было. Все словены и русы с варягами от кульдея шарахались, как от чумного. Теперь же, обретя достойного собеседника, коий и не думает насмехаться, слов у священника не нашлось.
– А как же волки? – невпопад спросил он.
– Какие?
– Те, что за бабой по лесу гнались.
Дружинник криво усмехнулся, огладил светлую бороду.
– Разбежались. Она говорила – боги защитили, а народ, кто на этой поляне после бывал, о другом судачит. У волков нос-то чуткий…
– Да разве зверя запахом напугаешь?
– Смотря каким, – искренне развеселился Ловчан.
Помолчав, Ултен продолжил. Теперь говорил очень осторожно, всячески старался избегать опасных моментов.
– В общем, понял я, в церкви мне хорошо, как нигде более. И стал заходить туда при всяком удобном случае. Священник сначала не замечал меня. Вернее, не хотел замечать – в бытность мою озорником, и ему немало хлопот причинил. Опосля священник понял, что искренне к вере Господней тянусь и спросил о том, хочу ли всю свою жизнь служенью посвятить.
– А ты?
Ултен озвучил очевидное:
– Согласился. Сперва послушником был, после в монашью обитель уехал, постригся. – Священник указал на обритый лоб, который даже в путешествии умудрялся держать в порядке, старательно удаляя щетину.
– Не жалеешь?
– Нет. Господь милостив, он дал мне куда больше. Только человек, коий ставит плоть выше духа, может горевать о такой доле… Затем братья меня к себе в дюжину приняли, и как двенадцать есть апостолов с сыном Господа, так и нас двенадцать.
– А бывает у вас так… – оборвал его Ловчан на полуслове, – чтобы Господь сам являлся? Или посланцев своих являл?
Ултен прекрасно понял вопрос, но приподнял брови, дожидаясь пояснений. Ловчан же замялся, будто не свою, чужую, тайну выдать собирался.
– Ну вот… Есть люди, как люди. Живут себе, ничего волшебного не видят. А есть такие, коим то… дух подводный явится, то ещё какая… штука. Наши волхвы говорят, будто такие люди богами отмечены и вместо мирской жизни должны идти в услужение.
В другой час кульдей бы фыркнул и высказал всё, что о «богах» думает. Но Ловчан располагал, поэтому Ултен ответил мягко:
– Ежели Господь призывает – нужно идти. Но ежели бес зовёт – идти нельзя.
Дружинник только рукой махнул. Спорить с твердолобым не хотелось, что-то объяснять – тем более. В землях словен дураков много, так что же, каждому доказывать?
Неудобную тишину нарушил тот же Ултен:
– Я слышал, как бесы призывают. Сперва знаки всевозможные шлют, после видения. И если человек слаб, он этому призыву верит. Семью и друзей бросает и в бесово служение уходит.
– Хм, а вот ты, когда в монахи пошёл, небось тоже и друзей и семью бросил?
– Так я же Господу моему служу! – возмутился было кульдей.
– Хорошо, если так, – согласился Ловчан. – А ежели силён? – кульдейского понимания знать не хотел, спросил просто так, из вежливости.
– Ежели силён, то бишь – на зов не откликается, его слуги Дьявола в покое оставят. А ежели ни то, ни сё – и в силу бесов по-прежнему верит, и на зов идти не хочет, тогда в могилу сведут. Могут сперва родных умертвить, могут сразу самого.
– И что делать?
– Молиться! – воскликнул священник. В его лице и голосе было столько убеждённости, что Ловчан невольно отшатнулся. – Коли человек от бесовой веры к вере Господней обратится, Бог его убережет.
– Так уж и убережет?
– Конечно! Бог за всех своих детей заступается!
– Хочешь сказать, верующие в Господа никогда бед не знают? – насторожился Ловчан.
– Бед? Нет, беды мы не знаем. Всё, что вы, нехристи, бедой называете – есть испытание Господне. Переживший испытание только сильней становится, а тот, кто не явил силу духа – плохо молился, плохо постился, плохо веровал.
– Да ну тебя! – окончательно разобиделся дружинник. Таких врунов он ещё не видывал, а к врунам в словенских землях относятся куда хуже, чем к дуракам. – Тебя послушать, так молитвою одной жить нужно. А кто пахать будет? А землю защищать?
– Молитва труду не мешает! – улыбнулся кульдей.
И, чтобы успокоить дружинника, объяснил:
– Я ведь о чём толкую! Вы, в большинстве своём не из умысла, а от недомыслия в бесов веруете. Знания у вас нет. Потому Господь вас не слишком-то и карает. А как веру правильную узреете – лучше прежнего заживёте.
– Ври, да не завирайся, – огрызнулся Ловчан.
А Ултен покачал головой:
– Зря ты так. Бог – он всё видит… Коли покарать решит – мало не покажется.
– Не каркай! – это уже Жедан вмешался.
Купец, как и прежде, умудрялся расслышать любой доверительный разговор, даже если сам при этом был на другом конце лодьи.
В повисшей тишине слышался только мерный плеск волн, да надрывные крики чаек. Голос Вихруши, который расположился на носу лодьи, прозвучал особенно страшно:
– Поздно. Накаркал. Будите Розмича! Беда!
***
Как вам? =)
зы В фрагменте присутствует некая реальная ситуация из, так сказать, неоязыческих "откровений" нашего времени. Угадайте, какая =)
Розмич клевал носом, обессиленный после ночи. В беспокойных, коротких снах он снова и снова рубил бьярмов, входил в воду Онеги, чтобы оттолкнуть лодки, в коих покоились соратники. О чём-то спорил с одноглазым. Ещё ему снился крик Затеи, но во сне звучал иначе – не испуганно, а ласково. Будто не спасти просила, а обнять.
Только Ловчан угомониться не мог, приставал к кульдею.
– Ултен, вот ты ж нормальный мужик! – И перечислил, загибая пальцы: – Драться умеешь, браниться тоже, да и выпить не дурак. Может, и с бабами того…? Так чего же ты в священники подался-то?
– Господь позвал, – ответил кульдей поёжившись. Перечисленное Ловчаном, он к достоинствам не относил, вспоминая – робел.
– Как это, «позвал»?
– Ну… – Лицо священника стало задумчивым, взгляд потеплел. – Я в ту пору ещё мальчишкой был. Лоботрясом, как это у вас говорят. Шалил так, что и дня без порки не обходился. А однажды в храм зашёл и такую благодать ощутил…
– Благодать и всё? – удивился Ловчан.
Ултен удивился не меньше:
– А разве этого мало?
– Да ладно, ладно! Знаем! У нас одна баба как-то за хворостом пошла, да живот у ней прихватило. И тут, как назло, волки. Баба от волков драпает, а живот ейный успокаиваться не желает, наоборот – чуть не рвётся. И поди знай от чего раньше помрёт – от зубов или разрыва кишок…
– Это-то тут причём? – нахмурился священник.
– Притом! Баба не выдержала, плюнула на волков, да под ёлкой села. Опросталась. А после всему городу рассказывала: мол, такая благодать в тот миг на неё нашла, словами не описать. Ещё к волхвам приставала, уверяла, дескать, боги её в служительницы избрали, ведь абы кому такой благодати не посылают.
Кульдей оскорблено отшатнулся, перекрестился. И если раньше всё-таки сомневался в словенской дикости, то теперь сомнений не осталось.
– Да как можно! Что ты мелешь, Ловчан!
– Это я про благодать рассказываю. Разная она бывает, понимаешь? И, как мне кажется, не всегда божественная. И отличить не всякий может! Вот баба эта до сих пор…
– Да дура она! – взвился Ултен.
– Волхв наш так же говорит, а она не верит. Всё про божью милость сказывает. Даже ж цельной жрицей быть пытается.
Кульдей едва удержался, чтоб не плюнуть.
– Ты верующих с юродивыми не сравнивай!
– Так она ж тоже верующая! Только в другое, в своё, верит! И как, скажи на милость, её благодать от твоей отличается? Или ты тоже того… опростался?
– Тьфу на тебя! – воскликнул Ултен. – Бесово отродье!
Вот как объяснить дикарю проще, на пальцах? Хуже всего то, что Ловчан не издевается, всерьёз спрашивает. Действительно, не понимает.
– Есть у человека тело, – чуть успокоившись, начал кульдей, – плоть от плоти, как говорится. А есть душа – суть бестелесная. Тело, думаю, – хотя бы та его часть, что ниже пояса, – нам от Дьявола досталось, и потому оно в земле остаётся, воспарить не может, а душа – она он Господа, и к нему стремится. И главная задача Дьявола ещё и душу себе прибрать! – говорил он вдохновенно.
– Дьявол, это кто-сь такой будет? – осведомился дружинник.
– Это главный противник Божий. Чего бы Господь ни сотворил, всё этот его вечный враг испакостит, – пояснил Ултен. – И всё удовольствие, кое плоть испытывает – от Дьявола, а коли душа радуется – то от Бога. Вот у бабы той, которая под кустом…, что радовалось? Тело али душа?
– Рассказывает, дескать, и то, и другое, – отозвался Ловчан серьёзно.
Ултен заскрежетал зубами. Разумных объяснений у него не осталось.
– Сперва тело порадовалось, – вывернулся священник. – Так?
Дружинник кивнул и, кажется, начал понимать.
– А уж после тела – душа. Значит, от Дьявола. Значит, не божья благодать, а так…
– Ну… а когда в баню сходишь? Там ведь тоже: сперва тело радуется, после – душа. И что, всё от твоего Дьявола?
Много лет прожил Ултен в Славии, но богословскими спорами не увлекался. Не с кем было. Все словены и русы с варягами от кульдея шарахались, как от чумного. Теперь же, обретя достойного собеседника, коий и не думает насмехаться, слов у священника не нашлось.
– А как же волки? – невпопад спросил он.
– Какие?
– Те, что за бабой по лесу гнались.
Дружинник криво усмехнулся, огладил светлую бороду.
– Разбежались. Она говорила – боги защитили, а народ, кто на этой поляне после бывал, о другом судачит. У волков нос-то чуткий…
– Да разве зверя запахом напугаешь?
– Смотря каким, – искренне развеселился Ловчан.
Помолчав, Ултен продолжил. Теперь говорил очень осторожно, всячески старался избегать опасных моментов.
– В общем, понял я, в церкви мне хорошо, как нигде более. И стал заходить туда при всяком удобном случае. Священник сначала не замечал меня. Вернее, не хотел замечать – в бытность мою озорником, и ему немало хлопот причинил. Опосля священник понял, что искренне к вере Господней тянусь и спросил о том, хочу ли всю свою жизнь служенью посвятить.
– А ты?
Ултен озвучил очевидное:
– Согласился. Сперва послушником был, после в монашью обитель уехал, постригся. – Священник указал на обритый лоб, который даже в путешествии умудрялся держать в порядке, старательно удаляя щетину.
– Не жалеешь?
– Нет. Господь милостив, он дал мне куда больше. Только человек, коий ставит плоть выше духа, может горевать о такой доле… Затем братья меня к себе в дюжину приняли, и как двенадцать есть апостолов с сыном Господа, так и нас двенадцать.
– А бывает у вас так… – оборвал его Ловчан на полуслове, – чтобы Господь сам являлся? Или посланцев своих являл?
Ултен прекрасно понял вопрос, но приподнял брови, дожидаясь пояснений. Ловчан же замялся, будто не свою, чужую, тайну выдать собирался.
– Ну вот… Есть люди, как люди. Живут себе, ничего волшебного не видят. А есть такие, коим то… дух подводный явится, то ещё какая… штука. Наши волхвы говорят, будто такие люди богами отмечены и вместо мирской жизни должны идти в услужение.
В другой час кульдей бы фыркнул и высказал всё, что о «богах» думает. Но Ловчан располагал, поэтому Ултен ответил мягко:
– Ежели Господь призывает – нужно идти. Но ежели бес зовёт – идти нельзя.
Дружинник только рукой махнул. Спорить с твердолобым не хотелось, что-то объяснять – тем более. В землях словен дураков много, так что же, каждому доказывать?
Неудобную тишину нарушил тот же Ултен:
– Я слышал, как бесы призывают. Сперва знаки всевозможные шлют, после видения. И если человек слаб, он этому призыву верит. Семью и друзей бросает и в бесово служение уходит.
– Хм, а вот ты, когда в монахи пошёл, небось тоже и друзей и семью бросил?
– Так я же Господу моему служу! – возмутился было кульдей.
– Хорошо, если так, – согласился Ловчан. – А ежели силён? – кульдейского понимания знать не хотел, спросил просто так, из вежливости.
– Ежели силён, то бишь – на зов не откликается, его слуги Дьявола в покое оставят. А ежели ни то, ни сё – и в силу бесов по-прежнему верит, и на зов идти не хочет, тогда в могилу сведут. Могут сперва родных умертвить, могут сразу самого.
– И что делать?
– Молиться! – воскликнул священник. В его лице и голосе было столько убеждённости, что Ловчан невольно отшатнулся. – Коли человек от бесовой веры к вере Господней обратится, Бог его убережет.
– Так уж и убережет?
– Конечно! Бог за всех своих детей заступается!
– Хочешь сказать, верующие в Господа никогда бед не знают? – насторожился Ловчан.
– Бед? Нет, беды мы не знаем. Всё, что вы, нехристи, бедой называете – есть испытание Господне. Переживший испытание только сильней становится, а тот, кто не явил силу духа – плохо молился, плохо постился, плохо веровал.
– Да ну тебя! – окончательно разобиделся дружинник. Таких врунов он ещё не видывал, а к врунам в словенских землях относятся куда хуже, чем к дуракам. – Тебя послушать, так молитвою одной жить нужно. А кто пахать будет? А землю защищать?
– Молитва труду не мешает! – улыбнулся кульдей.
И, чтобы успокоить дружинника, объяснил:
– Я ведь о чём толкую! Вы, в большинстве своём не из умысла, а от недомыслия в бесов веруете. Знания у вас нет. Потому Господь вас не слишком-то и карает. А как веру правильную узреете – лучше прежнего заживёте.
– Ври, да не завирайся, – огрызнулся Ловчан.
А Ултен покачал головой:
– Зря ты так. Бог – он всё видит… Коли покарать решит – мало не покажется.
– Не каркай! – это уже Жедан вмешался.
Купец, как и прежде, умудрялся расслышать любой доверительный разговор, даже если сам при этом был на другом конце лодьи.
В повисшей тишине слышался только мерный плеск волн, да надрывные крики чаек. Голос Вихруши, который расположился на носу лодьи, прозвучал особенно страшно:
– Поздно. Накаркал. Будите Розмича! Беда!
***
Как вам? =)
зы В фрагменте присутствует некая реальная ситуация из, так сказать, неоязыческих "откровений" нашего времени. Угадайте, какая =)
no subject
no subject
no subject
no subject
Так бы это звучало?
Даже в самой серьёзной фэнтэзии могут и должны быть современные анекдоты. Если со всей серьёзностью подходить, то никто из наших современников повседневную речь людей 9 века не разобрал бы.
no subject
no subject
Я согласен, что такое нельзя делать в пьесах, это да. Я согласен, что злоупотреблять такого рода вещами тоже не стоит. Но читатель у нас такой, каковой он есть, и другого нет. "Нормальный мужик" в переводе на эпический было бы что-то типа "зрелый муж". Да, Одиссей у Гомера - муж зрелый. Спелый, я бы даже сказал.
Но Гомера в переводах Гднедича и Жуковского читают специалисты, а вобщем массовый читатель предпочитает фантазию на тему от мастеров Олди :)
no subject
Массовый читатель как раз у Никитина/Орловского, не у Олди.
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
оффтоп
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
Слово "нормально" выглядит совершенно неорганично, есть такое.
no subject
"Я тцар или не тцар?" - употреби Никитин "царь", потерялся бы персонаж.
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
Очевидно заимствованные слова и так убивали, в общей массе их не так уж много. Но есть моменты где эти слова необходимы и ставятся осознанно. Могли написать и без чужеродных, но... вы лучше меня знаете эти "но".
no subject
no subject
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
Если не для специалистов: воспитать читателя? Или наоборот, не напрягать?
Или что-то среднее - как в данном, имхо, случае.
no subject
no subject
no subject
no subject
А хтойто?
no subject
no subject
почитал вики. главный арийский ведист - Алексан Юрич Хиневич, что характерно :-)
впечатляют его семинарии и все такое - то есть, разработаны и лит-ра, и ритуал, и обучение.
no subject
Извините, лень обсуждать: тема многожды перетёрта в соотв. кругах.
(no subject)